Ильин Александр

Ильин Александр (1948-2006)

Родился в деревне Грибоедовка Омской области.

В 1958 г. семья переехала в Казахстан.

В 1970 году окончил художественно-графичесикй факультет Казахского педагогического института имени Абая, где и начал преподавать через семь лет.

В 1978 году стал членом молодежной секции Союза художников Казахстана.

В 1989 организовал со своими учениками группу "Арт".

Участник республиканских и международных выставок (Москва, Ленинград, Женева, Лозанна, Майами, Мюнхен, Прага, Сеул).

Картины находятся в фондах Дирекции художественных выставок министерства культуры Кахахстана, в частных коллекциях Германии, Швейцарии, России. 

Картины Александра Ильина легко опознаваемы. В них сдержанность интонаций, точность, прозрачность, элегантность цветового звучания, композиционная ясность, тактичная отстраненность образных смыслов. Творческий путь художника осенен деликатной романтической верой в высокое предназначение искусства.

Пожалуй, трудно было бы разделить его биографию на отдельные фракции: творчество и жизнь. Так в картине Семья (1977) молодой живописец, в согласии с искусством той поры, создаёт некую изобразительную новеллу, в которой значительно всё. И сидящий перед чистым холстом художник, и задумчивая стройная женщина, и две трогательные девочки. Этюдник и палитра, открытое окно и штора, напоминающая классический за¬навес, золотисто зеленый сад и вторящий ему пейзаж на стене. Здесь и мастерская, и комната для жилья. Жизнь и творчество счастливо сосуществуют в одном пространстве.

Романтизм взгляда на современника лежит в основе образной концепции в Портрете молодого человека (1988), в котором угадываются черты лица живописца. Крупный кинематографический план бесстрашно приближает модель "лицом к лицу" к зрителю. Трехчетвертной разворот головы предполагает не только телесный жест, но и движение души. Высокий чистый лоб, ясный, задумчивый, размышляющий взгляд. Из всего этого возникает возвышенный образ человека и художника. Несомненно, живописец был восхищён искусством эпохи Возрождения, и его внутреннему взору, пожалуй, в числе прочих не раз являлись и автопортреты Дюрера.

Ильин почтительно учится у художников прошлого. В картине Москва. В Новодевичьем монастыре (1989) видно увлечение русской культурой. Светлый объём храма, голубое небо, темные кулисы деревьев, группы людей на заснеженной земле... кажется, слышен чистый звон колоколов. Восхитительный Портрет в стиле ретро (1989) изображение дочери чёрным фоном и характером изображения предметов вызывают ассоциацию с картинами старых европейских мастеров. Композиционный приём фигура у стола с яствами напоминает и русских художников: Серова, Фешина, Серебрякову с их замечательными портретами детей.

Привлекает внимание живописца натюрморт, поскольку дает возможность терпеливо, внимательно и спокойно исследовать формы, фактуры, цвета. Постигать масштабы, пропорции, цезуры, выявлять роль симметрии и асимметрии в построении композиции. Сначала его интересует иллюзорное подобие предметов. Ради него краска как таковая исчезает, превращается в бархатистую оболочку золотистого персика, сладкую мякоть дынной дольки, шершавую поверхность граната (Натюрморт с дыней; Натюрморт с гранатами. 1980).

К концу 80-х началу 90-х относится серия весьма интересных картин на экзистенциальную тему.
Эти картины Ильина одновременно натюрморты и пейзажи. В них соединение знакомых/незнакомых вещей. Это условное пространство сцены, ожидающей пролога еще ненаписанной пьесы, будущих проявлений реального и выдуманного, конкретного и абстрактного, истинного и ложного. Здесь не действуют единые и постоянные законы. Даже тени имеют право на выбор быть или не быть. Они могут иметь плотность и весомость большую, чем предметы, которым они принадлежат.

Новое открытие звучит приблизительно так: „Все человеческие истины предпоследние" (К.Г.Юнг). Все модели, которые в попытках объяснить мир выстраивает человек, оказываются их числа возможных, но не обязательно исполняемых. Жизнь не вмещается в какие-либо формулы и четко обозначенные границы. Потому говорить о чём-либо следует только в прозрачных тонах, лучше с нежной улыбкой. В живописи Ильина происходят значительные изменения: появляются намеки на светлые пространства небес и невесомые объекты, которые суть не столько материя, сколько идея, призрачная сущность мира.

Художник создал серию полотен под общим на¬званием „Иллюзии и миражи". Другие полотна объединены названием „Следы цивилизации. После потопа". Спокойно и смиренно принимает художник мысль о конечности всех цивилизаций и о том, что на руинах каждой птицы совьют гнёзда. Вот ведь совсем недавно рухнула, распалась советская империя, а солнце не перестало всходить, и люди не пере¬стали любить! (Натюрморт с двумя птицами.1993). Такая вот комбинаторная математика с алгоритмами конфигураций.

После трагического и счастливого стресса, вызванного распадом СССР, философствующего художника, пожалуй, забавляет лёгкая игра формами и понятиями. Артефакт, цивилизация, натюрморт всё едино, всё суть недолговечные следствие разумно/неразумной деятельности социума и человека. В этом они почти конгруэнтны. И никакая духовность, увы, не спасает мир от разлада и изменений (Очень тихо. 1995).

В последующие годы художник то возвращается на круги своя и пишет нарядные и фактурные изображения вещей (Натюрморт с самоваром; Натюрморт с большими кувшинами. 1996), то ищет выход в декоративности решения (Дыня и фрукты. 1998). Страна была в стагнации, живопись мало кому была нужна: ни теплая по отношению к материальному миру, ни теплая по отношению к миру идей. И всё же художник находит силы, чтобы искать и находить. Не раз пишет что-то вроде образа Прекрасной Дамы (Шляпка №9. 1999; Портрет Александры. 2001-2002), чтобы, в вариациях цвета и линий, нежных смещений и замещений улавливать всё новые мелодии для флейты. Пишет букеты и детей (Девочка. 2001). Дол¬го размышляет над Светлым натюрмортом (2003) куда идти? Летом 2006 года говорил, что почти нащупал на¬правление пути.

Пожалуй, прояснить характер отношения Александра Ильина к искусству людям, миру может замечательная картина Умиление злых сердец (1999), написанная почти под занавес XX века. Кто эта молодая женщина с парусником над головой? На глаза прекрасной незнакомки бросает глубокую тень мифопоэтический край океана, гладь которого бороздит романтический корабль. Быть может, она персонифицированный образ красоты, которая должна спасти мир? А руки её, обращённые открытыми ладонями к зрителю? Это просьба или дар милосердия?

В названии соединились наименования двух иконописных сюжетов: „умиление" и „умягчение злых сердец". Теперь не узнать нечаянно или сознательно возникло это словосочетание. Во всяком случае, оговорка/описка заставляет под особым углом рассматривать картину и думать о моральности творчества, о месте искусства и художника в пространстве жизни.

Баян Барманкулова